Налетѣлъ на омутъ, а кругомъ кресты да свѣчки.
Налетѣлъ да грудью на туманы съ сѣдой рѣчки.
А въ туманахъ птицы, вмѣсто глазъ у нихъ глазницы.
А въ туманахъ холодъ, плачъ да змѣи въ колесницахъ.
Въ кандалахъ вѣтра, на копытахъ — сыпь.
На душѣ — Луна, а на сердцѣ псы.
Такъ кричала ночь, какъ и ты кричалъ.
Разбросалъ сребро на гнилой причалъ.
На ночлегъ бы въ теремъ, да кругомъ курганы пляшутъ.
Подпилить бы звѣзды да осыпать утромъ въ кашу.
А на кашѣ слезы, а приправа къ ней — морозы.
А на кашѣ гибель: воскъ, вино, хмельныя росы.
Эхъ, хлебнулъ кваску, а черпакъ худой!
Приложилъ къ виску моль и звѣробой.
Заболятъ глаза — молоко мертво
Материнское да на тыщу ртовъ.
Только рты тамъ всѣ позолочены.
Каруселью гладъ, моры сочные.
Цѣловалъ икону да вокругъ плюютъ шакалы.
Обласкалъ молитвой — не сердца, — литыя скалы.
Тамъ въ сердцахъ ихъ темень, плевеловъ лихое сѣмя.
Тамъ въ сердцахъ нѣтъ Правды — кривда да кривое племя.
Подставляй чело, принимай горохъ.
Хочешь ли Зерно?! Подмети порогъ.
Зацелуй сугробъ, въ нем младенецъ спитъ.
Въ нем и домъ, и гробъ, и Любви гранитъ.
Выходи на Судъ, — не на Божiй, мой, —
Позабавить кнутъ именной спиной!
Отпущу грѣхи, всѣ забавы прочь!
Въ мѣхи наливай — и Луну, и Ночь!